Александр III

Александр III, русский император, второй сын Александра Николаевича, впоследствии импер. Александра II, и Марии Александровны, род. 26 февр. 1845 г., наследником престола сделался после смерти своего старшего брата, Николая Александровича (12 апр. 1865 г.). Таким обр., до 20-летнего возраста А. не готовился к занятию в будущем престола, что отразилось на общем ходе его образования: в то время, как обучение его старшего брата велось по довольно широкому плану, при чем не исключалась возможность приглашения в руководители и таких людей, как Кавелин (см.), для А. ограничились военным воспитанием, обычным в семье Николая I. Серьезное теоретическое обучение для A. началось поздно и, по необходимости, велось довольно спешно. Официально образованием А. руководил Чивилев, бывший профессор политич. - экономии москов. унив., но наибольшее влияние из преподавателей имел на него К. П. Победоносцев (см.). Миросозерцанию этого последнего своего учителя А. остался верен всю жизнь; оно нашло себе очень рельефное выражение в одном из писем A. с театра войны 1877 г. к своей жене (впоследствии императрицы Марии Феодоровне, с которой он состоял в браке с 28 окт. 1866 г.). "Bo всем, что делается на земле", - писал А. - "есть воля божия, а господь, конечно, ведет судьбы народов к лучшему, а не к худшему, если они, конечно, не заслужили полного гнева его. Потому, да будет воля господня над Россиею, и что ей следует исполнить и что делать, будет указано самим господом всемогущим". Наряду с этой религиозностью A. усвоил и отличавшее Победоносцева понимание самой религии, что ярко сказалось в его отношении к иноверцам, особенно евреямь, - репрессивные меры против которых впоследствии пользовались его сочувствием. В полном согласии с этим были и политические взгляды А. III: еще когда он был цесаревичем, рекомендация Муравьева - Виленского (см.) была для него "лучшей из рекомендаций". Говоря впоследствии (в манифесте 29 апреля 1881 г.) о своей вере "в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать охранять для блага народного от всяких на нее поползновений", А. III не повторял официальную фразу, а высказывал свое задушевное убеждение. Через Е. Ф. Тютчеву (фрейлину его матери, имп. Марии Александровны) А. рано и близко познакомился со славянофильскими взглядами и сделался ревностным их приверженцем во внешней политике: в 70-х гг. его резиденция, Аничковский дворец, был сборным пунктом всех сторонников "освобождения славян" среди светского Петербурга. Ген. Черняев отправился в Сербию в 1876 г. с ведома и под покровительством кружка цесаревича А., а русским гвардейским офицерам, ехавшим добровольцами в Сербию, последний открыто обещал "обменять их таковские (сербские) кресты на георгиевские". Отчасти влиянию А. Россия обязана "войною за освобождение славян" 1877 г., в которой, впрочем, самому А. не пришлось принять видного участия: он состоял начальником наблюдательного рущукского отряда, которому не выпало на долю сколько-нибудь активных операций. Положение А. в это время, по словам одного из его приближенных, было "тяжелое" и возбуждало жалость. Попытка его выйти из этого тяжелого положения и получить команду над войсками ген. Гурко, после перехода последними Балканы в дек. 1877 г., потерпела неудачу вследствие противодействия главнокомандующего, в. кн. Николая Николаевича Старшего.

В конце царствования своего отца, А. принимал участие во всех частных совещаниях высших сановников по поводу возникавших в их среде конституционных планов, к которым, вообще говоря, - он относился отрицательно: только однажды аргументы его дяди, в. кн; Константина Николаевича, на короткое время поколебали его убеждения. Тем не менее по восшествии на престол (2 марта 1881 г.) он сам созвал подобное совещание для обсуждения проекта Лорис-Меликова (см. Александр II). Хорошо известные политические взгляды нового императора заранее предопределили исход этого совещания, хотя сам он и не высказывался. Лорис-Меликов после этого вышел в отставку; за ним вскоре последовали и другие министры А. II, более или менее прикосновенные к недавним проектам: в. кн. Константин Ник., Валуев, Абаза и Д. Милютин. Министром внутр. дел сделался на короткое время известный славянофил, бывший посланник в Константинополе, Н. П. Игнатьев (см.). Идея "примирения с обществом" не была сразу совершенно оставлена: намек на нее имелся уже в первом циркуляре нового министра (от 6 мая 1881 г.), обещавшем "принять безотлагательные меры, чтобы установить правильные способы, которые обеспечивали бы успех живому участию местных деятелей в деле исполнения высочайших предначертаний". В частных переговорах с либералами и даже революционерами, которые велись, с ведома правительства, "Священной дружиной", этот намек превращался в определенное обещание "совещательного представительства" ("Земского собора") - чему, по существу дела, еще не противоречило категорическое заявление о сохранении самодержавия в манифесте 29 апреля (см. выше). Но теперь это был больше дипломатический маневр: "живое участие местных деятелей" выразилось лишь в приглашении так наз. "сведущих людей" в различные комиссии, разрабатывавшие правительственные законопроекты, - с чего, впрочем, предполагалось начать и при Лорис-Меликове. Более серьезное деловое значение придавалось мерам другого характера. "Первою задачею настоящей деятельности правительства", говорил тот же циркуляр, "при постоянном и живом содействии общественных сил страны, поставлено искоренение крамолы". Хотя циркуляр и уверял вслед за тем, что "в деле этом не следует полагаться на усилия полиции", тем не менее "первая задача" такого рода, несомненно, выдвигала полицию на первое место. Положение об усиленной и чрезвычайной охране (4 сент. 1881 г.) суммировало и объединило все разновременные и пестрые исключительные меры, практиковавшиеся ранее. Принципиально нового этот закон ничего не внес и не столько ухудшил положение обывателя, который и ранее был объектом таких же мероприятий, сколько усовершенствовал механизм репрессий, окончательно устранив последние остатки трения между полицией и "новым судом" в деле политического сыска,- о чем заботилось и правительство А. II, но не довело дело до конца. "Усиленная охрана" ("чрезвычайная", как известно, отличалась от нее лишь количественно) давала полиции полную возможность изымать из рядов общества все мало-мальски неблагонадежные элементы, нимало не стесняясь теми гарантиями, которые продолжали украшать "Судебные уставы": в деле борьбы с лицами дальше идти не представлялось надобности. Но оставалась еще более важная часть задачи: надо было парализовать распространение "крамолы" в массах, возможность чего не отрицала даже консервативная публицистика того времени.

Уже Лорис-Меликовым был намечен целый ряд мер, имевших в виду, удовлетворить материальные интересы широких слоев, прекратить существовавшее в последних глухое брожение, не имевшее в себе пока ничего политического, но создававшее условия, благоприятные для работы революционных сил. 28 декабря 1881 г. выкуп крестьянских наделов, который положением 19 февраля был поставлен в зависимость, от доброй воли помещиков, сделан был обязательным (с 1 янв. 1883 г.). В то же время выкупные платежи были понижены на 1 рубль с души в великороссийских губерниях и на 16% в малороссийских. Слухи о "прирезке земли", ходившие в крестьянской массе еще с 1877 г., нашли себе некоторое, минимальное, оправдание в учреждении (18 мая 1882 г.) Крестьянского банка (см.), облегчившего приобретение помещичьей земли более зажиточными крестьянами. Одновременно с этим было облегчено и податное бремя крестьянства - отменой подушной подати (см.), сначала для крестьян безземельных, а потом и для всех остальных (с 1 января 1886 г.). Практическое значение этой меры для государственного хозяйства не было велико: в общую сумму 700-800 милл. руб. государственных доходов подушная подать давала лишь 53 милл. р. (за первую половину 80-х гг.); притом же этот убыток был скоро возмещен повышением косвенных налогов (гл. обр. питейного). Но министр финансов Бунге (см.) придавал большое значение моральному впечатлению отмены подушной подати: "чем скорее она совершится", писал он, "тем сильнее будет впечатление, которое она оставит в умах,- тем непосредственнее и осязательнее окажутся результаты, к которым она приведет". В том же направлении должно было действовать и фабричное законодательство, открывшееся законом 1 июня 1882 г. о работе малолетних. Еще важнее самого закона было сопровождавшее его учреждение фабричной инспекции. И в этом случае правительство А. III не остановилось на первом шаге: законы 12 июня 1884 г. и 3 июня 1885 г. внесли дальнейшие ограничения в эксплуатацию детского труда и положили начало регламентации труда женщин, а закон о найме рабочих на фабрики и заводы (3 июня 1886 г.) и особые правила о надзоре за фабричными заведениями (окт. того же года) ограничили патриархальную власть фабриканта над всеми рабочими, без различия пола и возраста. Инициатива последнего, самого важного, закона принадлежала новому министру внутренних дел, в мае 1883 г. сменившему гр. Игнатьева, гр. Д. А. Толстому - при чем последний нисколько не скрывал, что им руководили "соображения порядка и общественного спокойствия" прежде всяких других: необходимость рабочего законодательства для него вытекала из факта постоянно повторявшихся стачек, которые "грозили принять размеры серьезных волнений", так что для прекращения их приходилось "прибегать к содействию войска". Соответственно с этим, значение фабричн. законов 80-х гг. также было больше психологическим - больших объективных перемен в жизнь русской фабрики они не могли внести уже потому, что состав фабричн. инспекции, которая должна была наблюдать за их исполнением, был крайне малочисленный.

Подобный же характер носил и закон 3 мая 1883 г., определивший положение раскольников. Идея его даже старше проектов Лорис-Меликова: еще "Особое Совещание" 1879 г. находило полезным "дать исполнительное движение высочайше утвержденным в 1864 г. предположениям относительно последователей сект, не признаваемых особенно вредными",в виду того, что в среде раскольников "явно обнаруживается в настоящее время охранительный элемент" и что "эта среда остается до сих пор недоступной революционной пропаганде". Практические последствия и здесь были невелики: раскольники не получили свободы исповедания, а были лишь избавлены от некоторых стеснений (могли теперь получать паспорта на общем основании, избираться в общественные должности, хотя не безусловно; могли устраивать молитвенные дома, но только с особого каждый раз дозволения администрации, и т. п.). Зато группы населения, отличавшиеся, по мнению правительства, противоположными свойствами, подверглись еще большим, чем прежде, стеснениям. Среди них первое место занимали евреи. Начало царствования А. III ознаменовано было широким погромным движением на юге России, охватившим до 150 городов и местечек. Причины его в то время были не вполне выяснены с одной стороны, программы приписывались правительством влиянию революционеров - и об этом иногда заявлялось даже официально, с другой стороны, погромщики во многих местах были убеждены, что они выполняют волю начальства. Последнее, в конце концов, признало наиболее соответствующим своим целям экономическое объяснение погромов приписав возбуждение народных масс против евреев эксплуатации последними крестьянства и городской бедноты, хотя некоторые видные представители провинциальной администрации свидетельствовали, что в этой именно области еврейская буржуазия ничем не отличается от капиталистов других национальностей, и хотя громили вовсе не одну буржуазию и даже преимущественно не ее, а еврейских ремесленников и т. п. мелкий люд. Исходя из такого понимания дела, "временные" правила о евреях 3 мая 1882 г. воспретили им вновь селиться и приобретать или арендовать недвижимость внегородских поселений в черте еврейской оседлости; рядом последующих распоряжений (1886-7 гг.) значительно стеснено поступление евреев в средние и высшие учебные заведения (введением % нормы - от 3% в столице, до 10% в черте еврейской оседлости), фактически прегражден им доступ в адвокатуру (1889 г.); наконец, Земское положение 1890 г. и Городское положение 1892 г. (см. ниже) устранили евреев от участия в земском и городском самоуправлении. Гонение на евреев достигло особенной интенсивности в конце царствования А. III, - когда, напр., из одной Москвы их было выселено (1891г.) до 20.000 человек, преимущ. ремесленников.

Другой группой населения, которую правительство усматривало неблагонадежной, сказалась учащаяся молодежь: прикосновенность к высшему образованию точно так же сама собою, автоматически, ставила человека в разряд подозреваемых, как и исповедание еврейской или (в Польше и Литве) католической религии. Меры против этой группы населения точно так же были поставлены на очередь еще "Особым Совещанием" 1879 г.- и уже тогда министр народного просвещения (тот же гр. Д. А. Толстой) признавал непригодность, с точки зрения борьбы с крамолой, университетского устава 1863 г., и заявлял, что им выработан новый университетский устав, проект которого "уже готов ко внесению в государственный совет". После увольнения Толстого в 1880 г., проект был взят назад, а с возвращением его ко власти в 1882 г. вновь внесен в госуд. совет. Отвергнутый здесь крупным большинством (18 голосов из 24), он был, однако, утвержден императором (23 авг. 1884 г.), который согласился с меньшинством гос. сов., как А. II при введении гимназической реформы гр. Толстого. "Свобода преподавания и слушания", составлявшая теоретическую основу нового устава, осталась мертвой буквой - студенты по-прежнему должны были слушать определенные курсы определенных лекторов, которые потом, в качестве членов "испытательных комиссий" (по букве закона совершенно независимых от университета) являлись и экзаменаторами. Самый же состав лекторов, благодаря новой системе замещения профессорских кафедр - их теперь назначало министерство, принимая в расчет в первую очередь "благонадежность"-значительно понизился. Но острие нового закона было направлено не столько против профессоров, сколько против студентов. Последние были подвергнуты мелочно полицейскому надзору действительно независимой от университета и подчиненной непосредственно высшему начальству инспекции, снабженной самыми широкими полномочиями. Для облегчения надзора чинов этой инспекции за студентами и вне стен ун-та, студентами была дана форма, несоблюдение которой преследовалось почти так же строго, как несоблюдение формы военными чинами. Учащиеся высших учебных заведений были, кроме того, поставлены и под специальный надзор общей полиции. Всякие студенческие организации и вообще всякое общение между студентами строго преследовались - с поступающих в у-т бралась подписка, что они считают себя "отдельными слушателями" у-та, а отнюдь не членами какой-нибудь корпорации. Все эти меры не имели, как и можно было ожидать, желательных с точки зрения правительства результатов. Участие студентов в революционных организациях не прекратилось: участниками неудавшегося покушения на жизнь А. III (1 марта 1887 г.) были, преимущественно, студенты петербургского у-та. Если само революционное движение шло на убыль (после ареста Герм. Лопатина, осенью то 1884 г., организация "Народной Воли" фактически уже не существовала), то это объяснялось не какими-либо мероприятиями правительства, а отчасти разочарованием революционеров в своем методе действий - после того, как даже такой террористический акт, как 1 марта 1881 г., не вызвал не только всеобщего восстания, но даже сколько-нибудь заметного движения, - отчасти переменой в отношении имущих классов к революции (см. ниже). Зато с царствования А. III особенно усиливаются специально университетские волнения, первое из которых - при новом уставе - имело место осенью 1887 г.: почвой для него послужили крайне обостренные отношения московского студенчества к инспекции.

Наряду с университетами особенную опасность в глазах правительства представляла печать: арсенал репрессивных мер, путем которых велась борьба с распространением крамолы, получил, поэтому, необходимое дополнение в образе временных правил о печати (1882 г.), облегчивших административной власти закрытие периодических изданий: на основании этих правил был запрещен наиболее левый из ежемесячных журналов 80-х годов, "Отечественные Записки" и ряд других изданий (газ. "Голос" и проч.),- и подобных же правил о библиотеках и читальнях (1884 г.): последние позволяли вести борьбу с неблагонадежной печатью, так сказать, задним числом - изымая из широкого обращения хотя бы давно изданные и в свое время пропущенные цензурою книги. Меры против печати также, впрочем, не составляли новости и также отвечали одному из пожеланий "Особого Совещания" 1879 г. "в виду постоянного и систематического вредного влияния периодической печати" выработать новые правила, которые стеснили бы ее свободу.

Стремясь подавить полицейскими мерами элементы явно неблагонадежные и приобрести в то же время популярность в общественных низах изданием законов, хотя имевших не много действительного значения, но заставлявших массы с надеждою обращаться к власти и от нее ждать улучшения своей участи, правительство А. III не могло забыть своей действительной социальной опоры, - поместного дворянства. Возможное удовлетворение его интересов было поставлено на первую очередь опять-таки еще "Особ. Совещанием" 1879 г. Одно из заключений последнего, гласившее, что "необходимо ободрить и сплотить для противодействия революционной пропаганды те элементы населения, в которых должны естественно и преемственно заключаться разумные и охранительные силы, и что такие силы действительно заключаются в частном потомственном землевладении, потому что они возбуждаются и поддерживаются его собственными интересами", и рекомендовавшее, поэтому, "оказать частному землевладению ободрительное со стороны правительства внимание", легло, можно сказать, в основу социальной политики гр. Д. А. Толстого, который сам был одним из деятельных участников "Совещания" 1879 г. В сущности, однако, к этой же цели стремился и гр. Лорис-Меликов, и разница между ним и его преемниками заключалась, главн. обр., в способах сближения с "разумными и охранительными силами", значение которых для самодержавия отчетливо создавалось и А. II, как в период реформы, так и позднее (см. Александр II). Но Л.-М. имел в виду, главн. обр., заявления более прогрессивных групп землевладельцев и надеялся сойтись с ними, предоставив им некоторую, весьма незначительную, долю формального участия в управлении государством. Перед глазами гр. Толстого были уже заявления более массового характера,- в виде, напр., мнений и заключений земских совещаний по просам крестьянского управления, созданных по почину Лорис-Меликова, но закончивших свои работы уже при его преемнике. Из них можно было ясно осмотреть, что дворянство более всего дорожит, по прежнему, сохранением своего социального преобладания на местах и относится, благодаря этому, скептически даже к таким реформам, которые считало в то время очередными само правительство,- например, к всесословной волости (см.), намеченной тем же "Совещанием" 1879 г. и разрабатывавшейся в заседавшей в начале 80-х гг. "Кахановской комиссии". Помещики опасались, что в такой волости перевес может оказаться на стороне крестьян - и выдвинули совсем другой способ комбинации социальных элементов в местном управлении, проектируя нечто вроде восстановления мировых посредников,- т. е. специального органа дворянской опеки над крестьянами. Идя навстречу дворянству в этом правлении, можно было, очевидно, гораздо скорее достигнуть соглашения с ним, нежели путем рискованных конституционных опытов. Ответ на земские пожелания 1880-81 г. несколько замедлился, так как политика "милостей", отличавшая собою начало царствования, не гармонировала бы со слишком резким покровительством дворянским интересам за счет крестьянских. Но уже во время коронационных торжеств (в мае 1888 г.), А. III, принимая волостных старшин, наставлял их "слушаться своих предводителей". Как скоро "милости" произвели свое психологическое действие, а "крамола" в то же время видимо ослабела и потеряла свою остроту, социальную подкладку правительственной политики не было более надобности маскировать.

Уже в начале 1887 г. Толстым был представлен в гос. совет проект положения о земских начальниках (см.). Несмотря на решительные возражения против этой резко-сословной меры со стороны самой высшей бюрократии (главн. обр., в лице министерства юстиции), несмотря на то, что в государственном совете значительное большинство (26 гол. против 13) высказалось за смягчение сословного характера новой должности и за сохранение бессословных мировых судей, введенных суд. уставами 1864 г., проект Толстого 12 июля 1889 г. стал законом: выборные бессословные мировые судьи были упразднены, и место их занял назначенный непременно из дворян земский начальник, получивший и все полномочия мирового посредника по опеке над крестьянами. Годы спустя последние были фактически лишены голоса и в земстве вообще: новое земское положение (1890 г.) заменило гласных по выбору от крестьян гласными из крестьян по назначению номинально - губернатора, а фактически тех же земских начальников. В то же время гласным дворянам было юридически обеспечено большинство в уездных земских собраниях, которое, фактически, впрочем, и ранее им принадлежало, благодаря трехклассной системе выборов и высокому имущественному цензу (см. Земские учреждения). В этом случае законодательство А. III было верным отражением той социальной реакции, которая началась еще в 60-х гг. на почве реакции экономической, созданной сельскохозяйственным кризисом, обострившимся как раз к началу 80-х гг. (см. Александр II).

Но немыслимо было поддерживать социальное положение класса, экономически падавшего, не задержав или, по крайней мере, не попытавшись задержать этого падения. Дворянская публицистика давно уже требовала восстановления для помещиков дешевого казенного кредита, которым так широко пользовалось барщинное хозяйство в период своего кризиса перед 1861 г. и который был отнят у дворян одновременно с реформой, имевшей в виду поставить русское крупное землевладение на буржуазную основу. На деле вместо расцвета сельскохозяйственного капитализма получилось "оскудение" дворянства. Кредит вновь понадобился не столько для производительных целей, сколько ради поддержания, за счет всего государства, помещичьего хозяйства, хотя бы оно было и вовсе непроизводительным. "Главная цель поземельного кредита" писал Катков (см.) еще в 1865 г., "как показывает повсюду его история, есть поддержка не сельского хозяйства, которое более нуждается в краткосрочном кредите, но землевладения, то есть содействие тому, чтобы поземельная собственность оставалась в тех же руках, в которых находится в данное время". В 1883 г., на ходатайство орловского дворянства о даровании дворянам государственного долгосрочного кредита, имп. А. III написал: "действительно, пора, наконец, сделать что-нибудь, чтобы помочь дворянству". Учрежденному 21 апреля 1885 г. (в день столетнего юбилея жалованной грамоты дворянству Екатерины II) дворянскому земельному банку ставилось задачей, вполне согласно со взглядами дворянской публицистики на это дело, содействовать тому, чтобы дворяне "тем более привлекались к постоянному пребыванию в своих поместьях, где предстоит им преимущественно приложить все силы к деятельности, требуемой от них долгом их звания". Но, искусственно поддерживая в деревне хозяйство полукрепостного типа, приходилось приноравливать к этому же типу и правовые отношения сельского населения - или, по крайней мере, мешать развитию отношений нового буржуазного типа. Первое выразилось в законе о найме на сельские работы (12 июня 1886 г.), заменившем свободные договорные отношения между землевладельцем и сельским батраком отношениями полупринудительными: за уход с работы до срока последний подвергался уголовному взысканию и мог быть возвращен насильно. Второе нашло себе выражение в целом ряде мер, которые должны были закрепить существующее положение вещей в деревне. Сюда относятся: ограничение семейных разделов между крестьянами (по закону 18 марта 1886 г.), со времени учреждения земских начальников поставленных фактически в зависимость от разрешения этих последних, и ограничение прав крестьян по владению надельной землей как для целой общины (путем воспрещения переделов земли чаще, чем через 12 лет, при чем мирские приговоры о пределах также поставлены под контроль земских начальников,- закон 8 июня 1893 г.), так и для отдельных домохозяев (закон 14 декабря того же года о неотчуждаемости крестьянских наделов, которые могли переходить только к членам сельского общества). Некоторое как бы отступление от этой общей линии представляет закон о переселениях крестьян (13 июня 1889 г.), разрушивший переселения, формально до тех пор запрещенные, но не говоря уже о том, что у администрации и после этого закона осталась полная возможность стеснять переселения, признаваемые ею нецелесообразными, появление закона имело свою специальную причину в конце 80-х гг. окончательно решено было сооружение Сибирской железной дороги, начатой постройкою 19 мая 1891 г., и заселение местностей, через кот. она должна была пройти, являлось необходимым условием всего предприятия.

В этом случае дворянская пока, реакционная по существу, как опиравшаяся на устарелые формы хозяйства, делала неизбежную уступку прогрессировавшим промышленному и торговому капитализму. Развитие последнего было нужно самому землевладельческому классу, который, хозяйничая себе в убыток и покрывая этот убыток из общенациональных средств, заинтересован был в росте национального дохода. Но за отсутствием, почти полным, внешних рынков и слабым ростом внутреннего, стеснявшимся вдобавок реакционной политикой в деревне, развитие промышленности опять-таки не могло идти иначе, как при усиленном покровительстве со стороны государства,- в форме субсидий, казенных заказов и, особенно, таможенных пошлин. Последние, повышенные уже в 1877 г. (когда их стали взимать исключительно золотом, не по курсу, а по номинальной цене, тогда как кредитный рубль в это время стоил лишь 60-70 коп. золотом), постепенно подымались в течение всего царствования А. III: в 1888 г. они были повышены огулом на 20%, (под тем предлогом, что улучшение курса кредитного рубля ослабило тамож. охрану), а в 1891 г. введен новый таможенный тариф с еще более высокими ставками. Дворянская публицистика, в 60-х гг. стоявшая за свободу торговли, теперь отстаивала протекционизм, видя в таможенных пошлинах еще и добавочное средство к пополнению казенного сундука, - откуда теперь непосредственно покрывались недоборы помещичьего хозяйства. Особенно ярким выразителем этих тенденций A. III был министр финансов Вышнеградский (1887-1892 гг.),- между прочим, значительно ослабивший, по ходатайству купечества, применение фабричных законов, изданных в первую половину царствования. Одновременно делались попытки извлекать и непосредственную выгоду для казны из роста промышленности и денежного хозяйства вообще: так, в 1885 г., введены дополнительные 3% сборы от доходов с торговли и промышленных предприятий (повышенные в 1887-91 гг.), 5% налог на доходы с денежных капиталов, налог на наследства (с большими, льготами в пользу недвижимых имуществ) и т. п. Но финансовое значение всех этих мер было ничтожно, буржуазия оставалась в податном отношении почти столь же привилегированным классом, как и дворянство - и главные средства извлекались правительством А. III из косвенных налогов на предметы массового потребления: увеличен акциз на вино (1887 г.) и на сахар (1890 г.), введен акциз на спички и керосин (1887 г.),- первый был скоро увеличен вдвое, второй в полтора раза. Разговоры о введении подоходного налога, начавшиеся еще в министерстве Бунге (отчасти в связи с программой Лорис-Меликова), окончились установлением, в 1893 г., налога квартирного - падавшего, преимущ., на средние классы, и в финансовом отношении столь же ничтожного, как и налог на торговые и промышленные предприятия. Финансовые итоги царствования могли показаться блестящими оно началось постоянными, из года в год, дефицитами, а кончилось при постоянном перевесе доходов над расходами (в 1889 г. на 65,5 мил. р., в 1890 на 60 милл.); общая сумма государственных доходов возросла с 730 милл. p. до 1031 милл.; запас золота в казне с 291 милл. р. до 649,5 мил. Благоприятное положение международного денежного рынка дало возможность провести ряд конверсий уменьшивших % платимый по госуд. долгам с 6 до 4 (номинально,- действительности до 4,65), - правда, ценою увеличения общей суммы задолженности. Изнанка этого финансового благополучия вскрылась еще в течение царствования А. III: - неурожай 1891 г. показал, что у массы населения нет решительно никаких резервов на черный день, и что эта масса отдает в пользу правящих классов не только весь свой доход, но и значительную часть средств производства (военно-конские переписи 80 годов отметили, напр., значительное уменьшение количества рабочего скота у крестьян, см. соотв. отдел Россия). В 1891 г. казне пришлось потратить до 161 милл. р. на прокормление голодающих. На общее направление политики А. III этот урок, впрочем, не имел никакого влияния: наиболее реакционные меры в деревне (напр., стеснение крестьян в пользовании их землею), приходятся на период после голода 1891 г. К этому же периоду относится и последняя из крупных реформ А. III - городовое положение 1892 г. Подобно земскому положению 1890 г., оно усилило подчинение органов местного самоуправления администрации: последней, в лице губернатора, было предоставлено следить не только за формальной правильностью постановлений земств и гор. дум и соответствием их "общегосударственным пользам и нуждам", но и за соответствием их интересам местного населения. Вполне подчиненное, так. образом, опеке сверху, городское самоуправление было зато, как и земство, отдано в полное распоряжение крупным собственникам: как в земстве большинство было юридически обеспечено за землевладельцами, так в городе за домовладельцами, с почти полным устранением от участия в городском самоуправлении мелкой буржуазии.

Та же тенденция - передать заведывание делами в руки представителей более зажиточных классов, притом менее независимых по отношению к власти - сказывалась и в важнейшем судебном нововведении царствования А. III, в законе 7 июля 1889 г., передавшем целый обширный разряд наиболее важных судебных дел, - дела о преступлениях по должности и о преступлениях против порядка управления,- из рук суда присяжных суду с участием "сословных представителей", где представители правящих классов, притом зависимые от администрации,- предводители дворянства и городские головы,- вместе с коронными судьями имели подавляющий перевес над единственным в составе суда представителем крестьянства, притом также вполне зависимым от администрации (волостной старшина). Политическая задача закона 1889 г. нисколько не скрывалась, и мотивирован он был, прежде всего, "чрезмерной снисходительностью присяжных к преступным деяниям против порядка управления и против должностных лиц". Так. обр., борьба с крамолой и забота о том, что борьба эта ведется недостаточно успешно, отмечают конец царствования А. III, как и его начало,- что само по себе уже достаточно свидетельствовало о безуспешности всей работы. Под конец царствования оживление, в давно невиданных размерах обнаружившееся в обществе в связи с борьбою против голода 1891 г., и сделавшиеся хроническими студенческие беспорядки значительно даже увеличили заботы и беспокойство администрации, но принимавшиеся против этих явлений меры относятся, главн. обр., уже к следующему царствованию.

Занятое всецело домашней борьбой правительство А. III, естественно, не имело возможности вести энергичной внешней политики. Неудачный опыт войны за "освобождение славян" и сам по себе, впрочем, не располагал к таковой. Миролюбие А. III. единогласно констатировано было после его смерти всею европейской печатью. В этом случае заявление русского правительства при вступлении А. III на престол (в циркулярной депеше министерства иностранных дел от 4 марта 1881 г.) - "внешняя политика его величества будет вполне миролюбивою" - оправдалось с редкою точностью. Но миролюбие не столько вытекало из какой-нибудь определенной системы, сколько было навязано обстоятельствами: тон дворянской публицистики, главным органом которой были "Московские Ведомости" Каткова и которая при А. III занимала положение официозной, всегда был крайне задорный и вызывающий. Традиции "борьбы с Западом", усиленно проповедовавшиеся эпигонами славянофильства в 70-х гг., отнюдь не были забыты - в тех случаях, где противник казался не очень страшным, русская дипломатия охотно переходила в наступление. Таков был случай с Болгарией. Посаженный туда Россией князь Александр Баттенберг (родной племянник имп. Марии Александровны) чувствовал себя связанным конституцией, которая дана была новому государству после Берлинского конгресса (см. Болгария). Поворот русской политики в 1881 г. придал ему смелости на решительный шаг и после поездки в Россию весною этого года (на похороны А. II) он произвел в Болгарии coup d'état - отменив конституцию 1879 г. Вслед за тем управление Болгарией фактически перешло в руки русских офицеров, находившихся на болгарской службе. Скоро, однако, кн. Александр должен был убедиться, что русская опека стеснительна нисколько не менее конституции, а быстро возраставшая непопулярность правительства в стране заставила его бояться за будущее. Он круто изменил тогда политику, стал во главе национального движения и, войдя в соглашение с Англией, провел воссоединение северной и южной Болгарии (Восточной Румелии), разрезанных решением Берлинского конгресса (см.). Победа над неожиданно воспротивившейся этому национальному делу Сербией (см.) окончательно вернула популярность болгарскому князю: но все это вместе взятое крайне озлобило против кн. Александра русские консервативные круги, справедливо чувствовавшие себя одураченными. Дворянская публицистика доходила, в припадках ярости, чуть не до приглашения - соединиться с султаном против мятежного князя Болгарии, при чем тут же странным образом всплыла и любимая идея этой публицистики - захват Константинополя и Босфора. Русские офицеры были отозваны из Болгарии. Сочувствовавшая России часть болгарского офицерства устроила заговор против кн. Александра - и, арестовав, отправила его в Россию, откуда он уехал в Австрию. Но национальная партия в Болгарии оказалась гораздо сильнее - кн. Александр очень скоро был возвращен обратно. Его миролюбивое обращение к имп. А. III, однако же, нисколько не смягчило гнева русского правительства: русский император на этот раз вышел из своей обычной сдержанности и категорически осудил возвращение Баттенберга в Болгарию. Ближайшая цель была этим достигнута - кн. Александр нашел себя вынужденным отречься от престола. Но Россия ничего от этого не выиграла. Попытка восстановить в Болгарии русский режим (миссия ген. Каульбарса) привела лишь к сильнейшему возбуждению болгарского общества против своей освободительницы - что выразилось в ряде демонстраций, причем подверглись оскорблению русский флаг и некоторые русские дипломатические представители. Дипломатические сношения с Болгарией были прерваны - и русское правительство, торжественно выразив свое недоверие к временному правительству княжества, совершенно устранилось от участия в делах последнего, выжидая его раскаяния. Вместо этого получился, однако, уже совершенно неожиданный результат - в Болгарии взяло верх австрийское влияние, благодаря которому князем на место Баттенберга был избран Фердинанд Кобургский, состоявший на австрийской военной службе. Непризнание последнего Россией нисколько не помешало правительству его стать очень прочным - и угрозы русского правительства, что Болгария "не преминет обратиться в очаг анархии и революционных страстей", нисколько не испугали держав, подписавших Берлинский трактат; не признавая нового князя формально, они на практике вели себя так, как будто в Болгарии все обстояло благополучно. Россия в болгарском вопросе осталась совершенно одинокой - к этому свелся ближайший результат политики на Балканском полуострове.

Удачные были решительные шаги, предпринятые правительством А. III в Средней Азии. Последние завоевания здесь А. II - занятие русскими войсками Ахал-текинского оазиса - привели Россию в непосредственное столкновение с Афганистаном, изъятым от русского влияния конвенциями, заключ. с Англией в 70-х гг. До настоящей войны дело не дошло, но попытка афганского отряда помешать движению русских войск по спорной территории имела последствием единственную победу на поле битвы в царствование А. III. 18 марта 1885 г. русские силы, под начальством ген. Комарова, взяли штурмом афганские позиции при Кушке. Английское правительство (мин. Гладстона) в ответ на это начало готовиться к войне,- главн. обр., на тот конец, если бы русские вздумали использовать свою победу и двинуться далее на Герат. Но русское правительство в общем осталось верным обещаниям русской дипломатии в 70-х гг., и русские войска не перешли афганской границы. С тем же, что русские сделались, после занятия Мерва в 1884 г. ближайшими соседями Афганистана, английское правительство, после некоторого протеста, нашло возможным примириться.

Конец царствования А. III отмечен зарождением одной из крупнейших дипломатических комбинаций второй половины XIX в.- русско-французского союза. В основе его лежали обоюдные интересы правящих классов двух стран - как политические, так, и в особенности, экономические. Политически Россия, со времени войны 1877-78 гг. и Берлинского конгресса, значительно охладила в своей дружбе к Германии Бисмарка и Вильгельма I. Объективно в основе этого охлаждения лежало соперничество на Балканском полуострове, все более и более переходившем под австро-германское влияние. Германским инструкторам, между прочим, Турция была обязана возрождением своей военной силы, разгромленной в 1877 г. На возраставшее недоброжелательство русского правительства, хотя и замаскированное уверениями в противном на страницах дипломатических нот, свиданиями государей обеих стран и т. п., Бисмарк уже в самом начале 80-х гг. ответил организацией "тройственного союза" (Германии, Австрии и Италии), направленного, главным образом против России. С другой стороны, энергическое покровительство русской промышленности, приведшее к почти запретительным пошлинам на германские фабрикаты, главным обр. ввозившиеся в Россию, обострило отношения и в экономической области: после издания тарифа 1891 г. (см. выше) дело дошло до настоящей таможенной войны с Германией, которой конец положил только торговый договор 1894 г. Уже на этой почве интересы России соприкасались с интересами Франции: промышленные круги последней начали все более и более интересоваться русским рынком (выражением чего служила, между прочим, устроенная в 1891 г. в Москве французская выставка). Тройственный союз одинаково беспокоил обе стороны - тем более, что политика Бисмарка по отношению к Франции продолжала быть очень агрессивной (особенно шумным было столкновение 1887 г.). Но главной почвой сближения была финансовая: дворянское правительство России, истощая производительные силы своей страны, не могло обходиться без займов за границей,- а для французской буржуазии эти займы представляли очень выгодное помещение сбережений, не находивших себе места в туго развивавшейся французской промышленности. При таких условиях дружба двух стран, одна из которых была единственной на континенте Европы крупной демократией, а другая единственной же на нем - абсолютной монархией, быстро росла к немалому удивлению общественного мнения Европы: начало 90-х гг. было ознаменовано шумными дружественными манифестациями, сопровождавшими посещение французским флотом Кронштадта летом 1891 г. и ответный визит русской военной эскадры в Тулон в 1893 г. С русской стороны манифестации носили, впрочем, исключительно официальный характер.

Богатырское сложение А. III, казалось, обещало ему долгую жизнь; на самом деле он оказался наименее долговечным из русских государей XIX в. 17 октября 1888 г. поезд со всей царской фамилией, возвращавшейся из Крыма, на полном ходу сошел с рельс около станции Борки, бл. Харькова, причем вагон-столовая, где находился в это время император и его семья, разбился вдребезги. Причины крушения, несмотря на официальные разъяснения, остались не вполне выясненными: в обществе упорно держались слухи о покушении, на самом же деле главною причиной по-видимому, был слишком быстрый ход слишком тяжелого для русского железнодорожного полотна поезда. А. III при крушении получил сильные ушибы в области поясницы, на которые он сначала не обратил никакого внимания. Между тем они, по мнению некоторых, дали исходный толчок болезни, сведшей его в могилу. Болезнь эта (хронический интерстициальный нефрит) впервые обратила на себя внимание только летом 1894 г., когда она, по-видимому, была уже в полном разгаре. Полное отсутствие осторожности со стороны больного, в особенности его закоренелый алкоголизм, - А. редко ложился спать трезвым - ускорило ее разве: в сентябре А. III был переведен в Крым, уже в безнадежном состоянии, и здесь умер в Ливадии 20 октября 1894 г.

Для характеристики личности А. III см. Сборник "Старина и новизна", изд. при "Обществе ревнителей русского историческ. просвещения в память A. III", где напечатаны некоторые письма А., касающиеся исключительно частной его жизни, и некоторые воспоминания о нем. Из последних больше всего заслуживает внимание "Воспоминания об имп. А. III", Берга (в III томе) и "Письма из Рущукского отряда", гр. С. Д. Шереметева (во II томе). Дополнительную библиографию см. Россия.

М. Покровский.

Источники:

1. Энциклопедический словарь Гранат. Том 2/Изд. 11, стереотипное, под редакцией проф. Гамбарова Ю. С., проф. Железнова В.Я., проф. Ковалевского М.М., проф. Муромцева С.А., проф. Тимирязева К.А.- Москва: Русский Библиографический Институт Гранат - 1936.