Бояре

Бояре. В противоположность укоренившемуся в среде исследователей норманнистов мнению об иностранном происхождении термина боярин или болярин, И. И. Срезневский доказывал, что в образовании его участвуют славянские корни бой и боль, болий (больший) (см. "Мысли об истории русск. языка", Спб. 1846); делались также попытки этимологического сближения этого слова с черниговскими былями, упоминаемыми в "Слове о полку Игореве" в смысле военных витязей. Однако наиболее твердою этимологией представляется производство русского термина от скандинавского boljarl, ближайшим переводом которого является старинное, рано исчезнувшее выражение огнищанин (см.), которое встречается нами в краткой редакции "Русской Правды" и заменено (хотя не повсеместно) в пространной редакции того же памятника термином княж муж. Боярин - вольный слуга, дружинник, ищущий "себе чести, а князю славы", стоящий к последнему в лично-договорных отношениях, аналогичных западноевропейскому вассалитету, получающей условленное жалование за свою службу, имеющий право перехода от одного господина к другому, воин и привилегированный землевладелец - таков первоначальный тип этого общественного слоя. Спор о том, какой из этих признаков боярина, крупное землевладение или княжеская служба, является первичным (т. е. были ли бояре, по происхождению своему, классом земским или служилым), можно считать совершенно оставленным современной наукой: теперь все более или менее согласны, что "эти элементы тесно переплетаются между собой: местные люди входят в состав княжеских дружин, а дружинники, становясь мало-помалу все более оседлыми, переходят в разряд местных землевладельцев и рабовладельцев" (Дьяконов). В первые века русской истории (IX-X), судя по именам бояр, сохраненным летописью и особенно договорами князей Олега и Игоря с греками, преобладающим в дружине элементом был пришлый, варяжский, вследствие чего самое слово боярин некоторое время имело значение знатного служилого варяга; впоследствии наносный элемент вытесняется славян. или ославянившимся.

По своему социальному характеру, как класс военно-торговый, - вооруженное купечество или торгующие викинги, - боярство первоначально стояло весьма близко к городовой старшине, сложившейся еще до появления князей с дружинами и руководившей военными и торговыми предприятиями тянувших к городам волостей; несомненно, что многочисленные, наиболее боевые элементы этой городской аристократии, переходя в княжескую дружину, получили новое значение княжих мужей, тогда как другие, оставаясь на местах, продолжали руководить местными обществами в качестве "старейшин" или "старцев людских", т. е. выборных сотских, старост и пр. В XI-ХII и след. веках должность тысяцкого, главного воеводы городового полка, уже перестает быть выборной и замещается членами дружины; но, назначая на этот пост своего боярина с согласия городского веча, князь вначале мог избирать тысяцкого и из среды городской знати, причем служба по назначению князя вводила человека (и с потомством) в состав боярства. Таково в особенности происхождение этого общественного класса в вольных городах Новгороде и сложившемся по его типу Пскове, где городовая старшина оказалась устойчивою, и где местная администрация еще раньше, чем сделалась выборной, становилась туземной по своему составу; несение городских должностей по княжескому уполномочию сообщало человеку характер служилого, боярина. Эта первоначальная близость дружины и старшины сказалась и на составе, административного совета князя в X в. (см. Боярская Дума); позднее проходит более резкая демаркационная черта между обоими слоями.

Постепенно совершается дифференциация и в самой дружине, причем термин боярин получает более специальное значение. В отличие от детских, отроков, гридей летопись уже весьма рано разумеет, под боярами старшую княжескую дружину, думцев, т. е. советников князя; летописец, повествующий о событиях конца XII в., прямо противопоставляет бояр думающих - мужами храборствующим. Возможно, что звание отрока или детского являлось своего рода временным состоянием сына боярина, пока он не достигал определенного возраста и самостоятельного служебного положения; но, по-видимому, не для всякого младшего дружинника была открыта дорога в ряды старшей дружины, и старшинство определялось не только урочными летами, но и давностью службы, происхождением и, пожалуй, всего более боевою годностью мужа, материальными средствами, какими он располагал. Таким образом, мало-помалу складываются различные служилые слои, являются боярские роды, и, если в позднейшие, московские времена в обыденной речи боярином нередко назывался служилый человек вообще, без различия степеней, то на языке официальном этот термин приобрел гораздо более узкое значение - высшего служилого разряда, стоящего во главе так назыв. думных чинов (см. Боярская Дума), возвышающихся над двумя нижними категориями - чинов московских (спальники, стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы) и чинов городовых, т. е. провинциальных (городовые дворяне и дети боярские, - по мнению некоторых исследователей, происшедшие от боярских изгоев, т. е. преждевременно осиротевших и потому приниженных в своих родовых правах членов боярских родов). Являясь, таким образом, высшей ступенью служилого сословия, боярство не есть прирожденное достоинство, а чин, достигаемый с течением времени, жалуемый, как государева милость, за службу, но в зависимости от родословной чести человека: для каждой данной служилой фамилии существует доступный ей цикл чинов, определяемый родословцем, сообразно с чем человек начинает службу с известной ступени и останавливается (не касаясь случаев исключительная пожалования) также на известной ступени. Когда рассеянный по уделам служилый люд волею или неволею сгруппировался весь при дворе единодержавного московского государя, неизбежно должен был возникнуть вопрос о размещении его составных частей по их отечеству, и взаимные отношения служилых родов сложились в стройную систему местничества, с ее сложным арифметическим подсчетом степеней родства (см. местничество), и эти счеты определяли служебное положение лица. Служба по указанию государя, не замыкающаяся в специальность, - ратная, думная, придворная, административно-судебная, посольская, - притом бессрочная, пока человек годен к ее отбыванию, - составляла прирожденную обязанность боярина (в широком смысле слова), и несением этой повинности, приближающей человека к лицу государя и облекающей его известною долею власти, объясняется привилегированное положение служилого человека, наделяющее его особыми сословными преимуществами. Если древнейший текст Ярославовой Русской Правды еще не выделяет из общества боярина, а различает только "свободна мужа" от холопа, то пространная редакция Правды (и краткая в статьях, относящихся к эпохе после Ярослава) уже оценивает "княжа мужа" вдвое против простого свободного "людина", карая за убийство первого (и даже княжего тиуна, могущего быть и несвободным человеком) двойною против нормы, 80- гривенною вирою и приравнивая боярского тиуна в отношении виры к некняжему свободному человеку.

Тот же законодательный памятник указывает на развитие уже в XI-XII веке боярского землевладения, которое также является привилегированным: служилый землевладелец - частный собственник, вотчинник, недвижимость которого может переходить при отсутствии сыновей и к дочерям, тогда как земельное владение смерда, государств. крестьянина, в случае бессыновней его смерти, как выморочное, переходит к князю. В первые века русской истории (IX-XI) частное землевладение могло развиваться относительно слабо, так как в Киевской Руси преобладающим фактом экономической жизни был торговый оборот по речным путям: князь и его дружина, "кормившиеся" данью с подвластного населения, сбывали накоплявшееся у них в руках сырье (преимущественно на греческие рынки) в обмен на звонкую монету или на дорогие товары. Развившаяся затем система княжеских очередей и переходов с одного престола на другой, при неразрывной связи между князем и его дружиною, заставляла последнюю кочевать вслед за своим господином. Но уже с половины XII в. и по летописным указаниям становится заметным развитие боярского землевладения, по мер постепенного оседания ветвей княжеского рода по отдельным волостям: делаясь более оседлым, туземным, служилое сословие крепче прежнего привязывается к земле, и его землевладельческие интересы, в свою очередь, начинают действовать сдерживающим образом на княжеские перекочевки или же отрывать боярство от князей, прикрепляя его к данной волости. Так складываются местные кадры бояр киевских, черниговских, волынских, галицких (в последней земле, рано обособившейся и служившей постоянно приманкой для соседних Польши и Венгрии, боярство приобрело неслыханное в других русских землях, - кроме Новгорода, - политическ. могущество и усвоило дерзко-беспокойный, крамольный характер, наклонность к проискам и переворотам всякого рода). С переходом центра тяжести политической жизни на заокский и заволжский север земледелие становится преобладающим занятием населения (вместе с подсобными промыслами, - лесными, звериными, рыболовными и т. д.), и боярское землевладение делает крупные успехи. Если при дворе удельного князя и московского царя боярин был высшим служилым чином, то на языке гражданского права уже со времен "Русск. Правды" он является частным привилегированным землевладельцем, барином (позднейшее видоизменение термина; ср. такие выражения как боярское село, боярский холоп, боярское дело или боярщина - барщина, суд боярский - суд по делам о холопстве). Боярская служба и боярское землевладение не сливались органически в удельные времена, пока боярин оставался вольным слугою князя с правом отъезда, пока действовала старая формула княжеских договорных грамот: "а слугам меж нас вольным воля". Служа одному князю, боярин мог владеть землею в уделе другого, причем эта земля подчинялась территориальной подсудности, "тянула судом и данью по земле и по воде", и только в случае "городной осады" боярин, служащий в другом уделе, обязывался участвовать в защите города, в уезде которого расположена его земля, и то за исключением неразрывно привязанных к своему князю бояр введенных, управлявших различными ведомствами дворц. хозяйства. Боярские отъезды практикуются еще в XV в., хотя уже редко, а с торжеством московского объединения становятся и почти невозможными. Само правительство уже со времен Иоанна III начинает смотреть на отъезды, как на измену, нарушает это старинное право дружинников и стремится связать свободу боярского передвижения поручными крестоцеловальными записями; при Иоанне IV практика таких записей достигает наибольшего развития, и кн. Курбский, отъехавший в Литву, является уже одним из последних эпигонов старого вольного боярства с традициями удельных времен.

Если и раньше, в XIV и даже в XII в., встречаются случаи смертной казни (Вельяминов при Дмитрии Донском, Кучкович при Андрее Боголюбском), эти единичные столкновения не нарушали в общем установившихся веками отношений между князем и его дружиною, освященных примером Владимира Св.; щедрость и ласковость князя к дружине, его доступность постоянно считались чертами характера, наиболее достойными похвалы, и Андрей Боголюбский, оттолкнувший от себя бояр своими чересчур гордыми и самовластными приемами и павший сам жертвою их мести, явился слишком рано для своего времени. Как в договорах с греками X в. перед нами проходят "светлые и великие бояре", сущие под рукою князя Киевского, и даже князья, сидящие в качестве его наместников по городам, - те же мужи - дружинники, - так и в Москве уже в конце XIV в. великий князь, обращаясь к своим боярам, называет их "князьями земли своей"; как в X в. воевода Свенельд имел своих "отроков", даже превзошедших богатством дружину князя Игоря, и мог на свой страх вести военные предприятия, так и в XIV в. пришедший служить Ивану Калите боярин Родион Нестерович привел с собой целый полк "княжат и детей боярских", числом в 1700 человек (вассальные и подвассальные отношения Московские бояре оказывают дружное содействие своим князьям (напр., при Димитрии Донском или Василии Темном), и только с Иоанна III, особенно после его брака с Софией Палеолог, начинаются недоразумения ("высокоумие" кн. Патрикеевых и Ряполовского, пострижение первых и казнь последнего), ропот недовольных бояр на изменение старых обычаев, на новизны, привезенные в Москву из Царьграда, на принижение боярской думы; при Василии III эта оппозиция обостряется (Берсень-Беклемишев) и затем находит свое литературное выражение в сочинениях кн. Курбского.

Иоанн IV вступает в открытую борьбу с Б., выставляя против них свою худородную опричнину, опирающуюся на принцип, по которому государь, как Бог, "и из камня может создать чад Аврааму". Результатом новых правительственных воззрений, окончательно восторжествовавших в XVI в., явилось полное прикрепление бояр и обращение их из прежних вольных слуг в государевых холопов. В эпоху малолетства Грозного бояре, правившие государством, довольствовались фактическим захватом власти и преследовали узкие фамильные интересы, не умея действовать заодно и не додумываясь до обеспечения своих общих сословных интересов в будущем. Но испытания, перенесенные в годы казней Иоанна IV, а также позднее в царствование Бориса Годунова, навели умы боярства на мысль об ограничении царской власти, на установление отношений, гарантированных договором, рядом попыток такого рода ознаменовано смутное время (см.), но с восстановлением нормальной государственной жизни в XVII в., особенно в эпоху царя Алексея, самодержавие укрепляется вновь и окончательно. В самом составе боярства в XVII в. замечается против прежнего глубокая перемена в смысле измельчания: многие знатнейшие роды или, по крайней мере, знатнейшие их ветви исчезают вовсе или оттесняются новыми людьми, - результат общественной перетасовки, произведенной тиранией Грозного и эпохою смут; в глазах самого правительства начало родового "отечества" теряет прежнее значение, и на смену прежней аристократии выступают люди выслуги и личных способностей. Местничество приходить в упадок, - признак вымирания старой традиции, - и его формальная отмена в 1682 г., совершившаяся без большого труда, означает политическую смерть старого боярства и победу бюрократического начала. Составленный тогда же, но не осуществленный проект нового размещения служилого люда по классам занимаемых ими должностей является предтечею табели о рангах Петра Вел. К началу XVIII в. боярство уже представляет собою "зяблое, упавшее дерево", и самый титул боярина, как и прочие наименования старых служилых чинов, постепенно исчезают из языка, уступая место совершенно новой терминологии. Послед. боярином был кв. Иван Юрьев. Трубецкой, ум. в 1750 г.

Кроме бояр государевых, были также бояре митрополичьи и патриаршие, служившие в качестве так назыв. десятинников (администраторов епархиальных округов) и вообще составлявшие двор и служилый штат духовного владыки. Из древней Руси термин боярин перешел в соседние Молдавию и Валахию, где сохранился и до настоящего времени. - См. сочинения по истории России вообще и русского государственного права в особенности (Соловьева, Кавелина, Чичерина, Сергеевича, Градовского, и др.), особенно же: Ключевского, "Боярская Дума древней Руси", М., 4 изд. 1909, и его же, "Смена, - боярство и дворянство", "Русск. Мысль", 1899, кн. И; М. Дьяконов, "Очерки общественного и государственного строя древней Руси" (1908); Н. П. Павлов-Сильванский, "Государевы служилые люди; происхождение русского дворянства" (1898; переиздано в I т. "Собрания Сочинений", 2-ое изд. Спб. 1909); его же, "Феодализм в древней Руси" (Спб. 1907) и "Феодализм в удельной Руси" (III т. "Собр. Сочин.", Спб. 1910).

Н. Аммон.

Источники:

1. Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Том 6/11-е стереотипное издание, до 33-го тома под редакцией проф. Ю. С. Гамбурова, проф. В. Я. Железнова, проф. М. М. Ковалевского, проф. С. А. Муромцева и проф. К. А. Тимирязева- Москва: Русский Библиографический Институт Гранат - 1937.